Ночь присмирела и ухромала, только рассвет - небылица, мара, и от снотворного толку мало - где-то под сердцем всё ноет зверски, болью корежит, мутит до жара... Сдохнуть? Но что-то её держало. Может быть, мама, а, может, жажда жизни. И неизвестность.
Давай, глашатай, вслух оглашай, Что жизнь не стоит, порой, гроша. Когда с балкона последний шаг - Не до уловок. Не спят лачуги и терема, Здесь тьма, но там лишь иная тьма, И не удастся - хоть в крик, хоть в мат - Нажать reload. Она не дура, и в том беда. Мешая мусор и божий дар, Умеет счастье копить и ждать, Как паучиха. Пусть нет сокровищ: песок и гниль В её подвалах. Пойди, взгляни. Ты, может, сыщешь, коль не ленив, Кусок парчи хоть. Купила астры и георгин. А, может, будет? Не с ним - с другим? Всё много лучше, чем век карги, Забившись в нишу. Сама согласна на остракизм, Любовь, пожалуй, не для таких. Теки же, время, рекой теки, Не изменившись. Идёт - не видит ни лиц, ни харь. Зовут - не слышит, почти глуха. В чертах - надменность степняцких ханш И одержимость. Не получилось? Плевать! Зато Она спасает синиц, котов И поднимает поспешно тост: Ну, будем живы!
Проглядываю одним глазом ф-ленту и с удивлением цепляюсь за фразу, как бы сказал Т.Тагор. И подвисаю. Потому что Тагора зовут Рабиндранат, это я помню, читали. Родственник? Однофамилец? Смотрю внимателеьнее, там Т.Тангор написано. Не, я в курсе, что есть такая книжка, я даже осилила, но все-таки, все-таки))
*Похоже, с этой чертовой работой в холодильнике началася четвертый заход. Надеюсь, обойдемся без посещения заведения, а то там меня уже узнавать стали. Не к добру.
Остаточное по ММКЯ, или очередная попытка вернуться на дайр
Не радует: - обилие явного треша, неважно какого, с претензией на высшую философию или недофетезийного, религиозного или псевдоисторического. Уровень и знания авторов там примерно одинаковые. - обилие странной детской литературы. Вот реально странной. У детей мозги от такого вытекать должны)) - не нашла энциклопедию. То ли я слепая, то ли не знаю... - научно-техническая, к сожалению, тоже доставляет. Листала новую книгу по специальности, тоска однако. Нашла себя в списке источников. Как бы потребовать снять, не хочу в таком фигурировать((
Радует: - иностранцы. Пообщалась с иранцем, крайне приятный и очень дружелюбный товарищ оказался. На стенде Венесуэлы дарили книги про Уго Чавеса (чего еще надо). У белорусов купила китайских поэтов на белорусском, антиресно)) - всякие захолустные издательства, контентом и качеством. - сама атмосфера и цены, пока еще. Хотя эксмо конешшшшно буржуи. - встречи. Хотя половину народа я ваще не знаю. И знать не хочу
при любви к Моне и Эль Греко - весьма похоже)))) утащила у Tomoe-chan, забавно:
Пятиминутка культуры. Не различаете живописцев, не запоминаете картины? Эта инструкция поможет вам не попасть впросак при ведении светской беседы. читать дальше
Если на картине вот такенные попы и целлюлит даже у мужиков, не сомневайтесь - это Рубенс.
Если на картине мужики похожи на волооких кучерявых баб - это Караваджо.
Красиво, все голые и фигуры как у культуристов - Микеланджело.
Если на картине много маленьких людишек - Брейгель.
Много маленьких людишек + маленькой непонятной фигни - Босх.
Туманные пятна и ничего не нарисовано - Тёрнер
Весь холст равномерно забрызган - Поллок.
Ярко, дробно, цветасто - Ван Гог.
Если видишь на картине темный фон и всяческие страдания на лицах - это Тициан.
Взрыв на мебельной фабрике или "просто-приходил-сережка-поиграли-мы-немножко" - Пикассо
Если к картине можно запросто пририсовать пару толстых амуров и овечек (или они уже там есть в различной комплектации), не нарушив композиции - Ватто или Буше.
Я не верю в глобальную справедливость, но иногда так хочется, чтобы некоторым, которые мнят себя вершителями судеб, тоже бы прилетело что-нибудь крылатое и ядерное. Так, для компенсации.
Сильно извиняюсь, продолжаем с 06.06)) Может, кому-то покажется странным, поздравлять спустя два месяца, но во-первых, я педант и зануда, а во-вторых, почему бы и нет?))
Что говорю я, порой, неверно, Но не умею ни лгать, ни льстить. Кромкой проспектов вскрываю вены И выпускаю на волю стих. Вновь предвкушенье ужалит коброй - Спешно ненужное прополоть. Силою снов изменяю образ, Силою воли меняю плоть. Сделанный шаг - приобщенье к тайне, Снова к началу поди вернись. В жизни всё время меня мотает Как по ухабам - то вверх, то вниз. Кто-нибудь высший словцо замолвит, Чтоб ожиданьем не истомить. Только прозрения - вспышки молний, Можно ослепнуть в какой-то миг.
...Где-то уютно горит камин. Знаешь, пожары теперь не модны.
Я не люблю толчеи экскурсий - По площадям пронестись стремглав. Неторопливо и с явным вкусом В тёмное скверы оденет мгла. Город - набросок судеб в акриле, Что ещё может сравниться с ним? Он до весны убирает крылья И равнодушно снимает нимб. Траурный дым к горизонту скошен, Холодно, но не боюсь простыть. А над рекой всполошённой кошкой Выгнули спины свои мосты. Здесь утром смог и дождливый климат, Здесь не сумел бы взлететь Икар. Я наслаждаюсь осенним сплином И не хочу ни во что вникать.
...Знаешь, судьба если бьёт, то в спину. Точно, намеренно. Наверняка.
Столицу накрыло лето. От августа одурев, Оно разомлевший город не думает покидать. Полковник давно не верит обману календарей, И мимо него бесследно проходят цепочки дат. Он хлещет коньяк, как воду, а воду - как чистый спирт, И с возрастом стал, пожалуй, небрежнее в мелочах. Да, впрочем, зачем стараться, раз ангел-хранитель спит? Полковник давно не пишет, полковник привык молчать. У дома его на клумбе ромашки и львиный зев, И если смотреть с балкона, в них виден последний шанс. Полковник ни с кем не спорит, лишь тени его друзей Приходят к нему под вечер, чтоб выпить на брудершафт. Бессмысленно рыться в прошлом, ведь совесть не отбелить, Она в полумраке комнат крадется тайком, как вор. На фото в невзрачной рамке есть мраморный обелиск, Там где-то среди фамилий отыщется и его. Он слышит, как шепчут травы, как медленно всходит злак, Как вешние воды мыслят обрушить кольцо плотин. Он видел немало горя, он сделал немало зла, Но если назначат плату, полковник готов платить. Рассвет перекрасит окна и небо в оттенки льна, И станет слегка уютней в забытой его норе. Надежда проходит выше, надежда проходит над, Едва задевая крыши и головы фонарей. Он снова поставит чайник, и будет смотреть на газ, Как будто во всей вселенной горит лишь его огонь. Полковнику снятся звезды и выбранный верный галс, Но влажный песок прибоем затопит его Арго. А что же осталось? Тяжесть и бремя бессонных вахт, И кофе промозглым утром, и серая полоса. Полковник давно не пишет. Увы, вдохновенье -швах, Хоть вряд ли на целом свете найдется, о чем писать. Осталось рискнуть и выйти за рамки привычных норм, Но, видимо, высшей власти так просто не угодить. Полковник не верит в бога, полковнику все равно, Он слишком давно приучен, что в мире совсем один.
Леди не выйдет из глупой кокни, Как ни старайся, но толку - пшик. Солнце настойчиво лезет в окна, Чтобы подглядывать для души. Бьешься, увязнув в словах, как в тине, Тщетно пытаясь над ней взлететь. Можно ль живому ломать хребтину Методом пряников и плетей? Быстро терпенье идет на убыль, Бурным разносом грозя в конце. Снова движенья резки и грубы, Снова заметен родной акцент. Солнечный свет на страницы пролит, Пахнут дохлятиной сотни книг. Нам изначально достались роли, Лучше, пожалуй, вернуться к ним. Трудно привычное враз отторгнуть, Пылью не выбить как из перин. Вы проиграете все в итоге, Хоть и возьмете свое пари. Время настало ослабить вожжи, Пусть все останется позади. Я никогда вас не потревожу. Искренне ваша, Элиза Ди.
Верую В ночь, что летит навстречу, Запахи дня вышибая вон. В ложь позывных человечьей речи, Пойманной в сети радиоволн. Тени спешат по пятам, пихаясь, Медлят мажоры с приставкой «форс». Там за стеклом – первозданный хаос, Разнообразие мыслеформ.
Верую В мир, что в крови и поте Мышцы наращивал на костяк, Каждой частицей машинной плоти, Чувствуя дрожь напряженных тяг. Тяжесть асфальта задушит корни, Выдавит горький ковылий сок. Хищную душу степняцких конниц Переиначило колесо.
Верую В жизнь, признавая вины, И не приемлю иных мерил. Неразрываемой пуповиной Связаны образы и миры. Лунную полночь дождями смыло, Словно спасения, жду утра. Чувство дороги – господня милость, А не простое in god we trust.
Верую В точку начала мира И километры пройденных трасс.